– А тот?
– Афанасий Стратонович обещал. Что ему еще оставалось?
– Убить Чайкина, и дело с концом. И камни ему, и икона.
– Просто сказать, да трудно сделать, – возразил бандит. – Федор тоже не промах, без револьвера не ходил. Это Шиллинг трататон бездельный, простокишная голова. А Чайкин хват. Опять же, людное место, глаза и уши кругом. Проще было согласиться.
– А почему Вязальщиков не вернул Чайкину бриллианты, когда тот сбежал из Мариупольской тюрьмы?
– Потому что он Богоматерь не сумел продать.
Лыков не поверил своим ушам:
– Как?! Чудотворная икона не продана в третьи руки? И где же она?
– У Вязальщикова.
– В Казани?
– Надо полагать, что да. Может, в другом каком месте, об том лишь он сам знает. Но покупатели все отказались.
– А почему?
– Такое дело, какое Вязальщиков задумал, раз в сто лет выгорает, – начал Оберюхтин. – Ведь главную в государстве святыню покрали! Идти на подобное можно, лишь если покупатель известен заранее. Верно говорю?
– Верно, – согласился Алексей Николаевич. – И кто он был, этот покупатель?
– Миллионщик из рогожцев, а фамилию я не знаю.
– Значит, образ в Рогоже? – спохватился околоточный. – Чуял я, чуял, что без них не обошлось!
– Говорю же: сделка сорвалась, – недовольно повторил «иван». – Потому как помер миллионщик. Укатил в Румынию – он там хотел образ держать – да и помер в дороге. И сделка расстроилась. Других таких богатых да отчаянных не нашлось. У одних денег не хватило. Просили уступить за триста тысяч, но Афанасий Стратонович лишь посмеялся. Другие говорили: погоди, пока шум утихнет, сейчас не время, полиция с ума сходит.
– Вот это новость! – воскликнул Лыков, повернулся к Делекторскому и добавил: – Икона у африканского резчика на руках. Надо его срочно брать!
Околоточный сосредоточенно кивнул, записывая показания бандита.
– Ну, Иона, теперь самое главное, – бодро сказал сыщик. – Где нам найти Вязальщикова?
Обертюхин вдруг съежился и тихо произнес:
– Я не знаю.
– Как это не знаешь? Вы же часто общались.
– Часто. Бывало, что и каждый день. Но тогда лишь, когда он сам того хотел. А я к нему через полового только. Закажу, значит, встречу, а он решает, придет аль нет.
– Что за половой?
– В тех же «Жигулях», Аггеем зовут. Только тот Аггей, я сомневаюсь, жив ли он еще.
Делекторский на этих словах вышел. Когда через минуту вернулся, пояснил Лыкову:
– За Аггеем послали.
– Продолжай, – накинулся на обратника сыщик.
– А все. Больше я ничего не знаю.
– На кой черт ты мне тогда сдался! – рявкнул Алексей Николаевич. – Если не знаешь. Жить надоело?
– Жить-то хочется, ваше высокоблагородие, да не сумею вам угодить. Вязальщиков нарочно так все обставил, чтобы мы его выдать не могли. Эта… конспирация.
– Значит, и где живет, и под какой фамилией – ничего не знаешь?
– Ничегошеньки.
– Как хоть выглядит твой человек-черт?
– Высокий. Сила у него немалая, почти что как у вас. Смуглявый. Лицо обыкновенное, бесприметное. Да весь он бесприметный… Ни шрамов, ни родинок, ни регалок на видных местах нету. Голос тоже самый обычный. Глаза серые. В бороде и волосах седина.
– Пусть так. Расскажи тогда, что знаешь, про Вареху и его банду.
– Их мне Вязальщиков по весне прислал. Сбежали ребята из Алгача еще в девятьсот пятом году и где-то куролесили. А тут понадобились, он их поближе к себе и поселил.
– Атаман все это время здесь жил? Надоело ему в канцелярии трудиться, золотишко загребать?
– Не. Во-первых, образ-то из Казани скрали, он должен был тут обитать, чтобы миллионное дело у него на глазах делалось. А во-вторых, так и так пришлось Афанасию Стратоновичу спасаться из того Забайкалья бегством. Он глупость сделал, казака убил.
– За что?
– За дерзкое слово. У Афанасия Стратоновича ум помутился, от вседозволенности, значит. Насмелел, решил, что он царь, все ему можно. И зарезал гоношистого парня, который его раздражал. Но забайкальских казаков убивать нельзя. Это смотрителей никто не жалеет, а станичники очень плохо относятся, если их людей тронуть. Пришлось Вязальщикову драпать со всех ног, чтобы живым остаться.
– Для чего он поселил банду именно в Казани? Ведь иконы к тому времени уже давно украли.
– А он, Вязальщиков, большое дело тут закрутил. Ворует с окружных складов оружие и огнеприпасы.
Лыков с Делекторским насели на «ивана» с двух сторон:
– Оружие воруют? Люди Варехи?
– Угу. Потому атаман и вытащил их из цинтовки, что дело не закончено. Это с Божьей Матерью закончено, и можно Оберюхтина травить!
Бандит выкрикнул последнюю фразу так истерично, что полицейские даже опешили.
– Ты чего, Иона? – начал успокаивать его коллежский советник. – Живой же. Радуйся. Поймаю я тебе атамана. Башку его смуглявую откручу. Давай дальше рассказывай.
– Да все, что помнил, изложил. Меня от этих дел в стороне держали, потому знаю я мало.
– Куда хоть продавали краденое оружие? И как?
– Знаю только, что часть на Кавказ, а часть в Абиссинию.
– Куда-куда?
– В Абиссинию. Это ведь вроде в Африке? – неуверенно спросил «иван».
– В Африке, – подтвердил коллежский советник. – И браслеты свои Вязальщиков привез тоже оттуда. Чертовщина! Как он там оказался и что делал? И для чего вернулся в Россию через Китай?
В комнате повисла тишина. Потом Делекторский неодобрительно пробурчал:
– Вот только Африки нам тут не хватало… В огороде бузина, а в Киеве дядька.
– Погоди-ка…
Лыков вынул блокнот и прочитал записанное там для памяти письмо: