– Мы вызовем сюда Янковского с сыновьями, и они уличат вас как Сайтани.
– Не понимаю, о ком вы говорите.
– Тогда начну с главного вопроса: где икона?
– Загадка на загадке… Вы, господин Лыков, сначала показались мне порядочным. Автограф просили, все такое… А выходит, что вы мерзавец. Впрочем, чего еще ждать от человека, который служит в полиции?
Допрос ничего не дал сыщику. Люпперсольский не признавал вины ни в одном из преступлений. Действительно, перечень их звучал фантастически. Ряд убийств совершен на Янковском полуострове в Уссурийском крае в 1900 году. Затем убийство казака в Алгачской тюрьме в 1904-м, бегство в Казань, создание банды из каторжников, ликвидация двух местных заправил преступного мира… Организация похищения иконы Казанской Божьей Матери. Кражи оружия и боеприпасов с окружных складов. И многочисленные убийства после приезда Лыкова, когда главарь начал заметать следы.
Завершил этот перечень коллежский советник следующим пассажем:
– Одно из злодейств мне точно не удастся доказать.
– Это какое же? – впервые проявил интерес Люпперсольский.
– Убийство вами коллежского асессора Львова-Левшина. Для меня очевидно, что именно вы похитили сто тысяч франков золотом из дипломатических сумм. И чтобы подставить вместо себя другого человека, зарезали Левшина, а труп спрятали. Паспорт же потом предъявили русским властям – якобы отыскали его в Оране.
– Ну и ну! Вам бы приключенческие романы писать. Что же это я, имея на руках такую сумму, не положил ее в банк, не сделался рантье? А с риском для жизни прошел всю Африку, попал в плен к дикарям, вывез этнографические коллекции?
– Не знаю, – ответил коллежский советник. – А вы правды не скажете. Думаю, или спустили все краденое золото в казино, или сделались жертвой более ловкого мошенника. Вам, господин Сайтани, неоднократно приплывали в руки большие деньги. У старика Янковского вы украли лучшие корни женьшеня. Отблагодарили за то, что он помог вам вернуться в Россию. На каторге, скупая золотой песок и самородки, скопили больше ста тысяч. Но вам было мало, вам требовался миллион. И тогда вы отобрали из арестантов Алгачской тюрьмы каторжника Оберюхтина. Потому что он казанский уроженец. И устроили ему побег с дальним прицелом.
– И вы беретесь доказать всю эту чушь? – съязвил арестант.
– А то как же! Показания самого Оберюхтина у меня есть, он успел их дать до того, как был убит. А предъявить ваши карточки кадру Алгачской тюрьмы нетрудно. Опознают, как пить дать. Не так много времени прошло.
– И что дальше? Меня обвинят в убийстве казака? Смешно.
– Ну, не уверен, что смешно, – парировал сыщик. – Вас доставят в тюрьму, под караул тех же казаков. Начнут следствие. Как думаете, вы доживете до его конца?
Люпперсольский-Вязальщиков впервые побледнел.
– То-то, – назидательно сказал Лыков. – А если учесть, что поиском иконы озабочена сама государыня императрица, что вас ждет? Нашли с кем тягаться – с российской короной! Все силы будут задействованы, лучшие сыщики привлечены. И свидетелей отыщут, и улики. Будьте уверены. Спасти вас может только одно: сдайте икону, не держите больше на душе такой тяжкий грех.
– А вы получите за это следующий чин? – взвился бандит. – Да? Это вам обещала царица?
– Что-то получу, вероятно. Главное же – вернуть русскому народу его священную реликвию, – ответил Лыков безо всякого пафоса.
– Вы знаете, что делает слон, когда готовится напасть? – спросил вдруг арестованный.
– Нет, я тех слонов видел только в зоологическом саду.
– Так вот. – Сайтани заговорил спокойным голосом, в котором чувствовалось сдерживаемое волнение. – Он прижимает уши, чтобы легче было пробиться сквозь заросли. А хобот сворачивает на груди. Ударом хобота слон ломает охотнику грудную клетку. И издает во время атаки такой крик, что у человека кровь стынет в жилах…
– Для чего вы мне это рассказываете?
– Для того, чтобы вы понимали, с кем имеете дело. Кровь-то стынет… у обычного человека. Но не у меня. Я – меломбуки. На этом свете меня ничего не может запугать. Нет такой силы, понятно? Бешеные слоны, тигры-людоеды, каторжники – мне все едино. Они гумус для моих желаний. Чик – и нету их. Пугать вздумал… Кого? Меня? Чтобы я со страху иконку отдал? Да ты кто такой?! – Тут арестованный окончательно вышел из себя. Он сложил из пальцев кукиш и показал его дознавателю: – Вот! Я не для тебя, дурак, я для себя старался! И все это подарить? Шиш!
Пришлось увести меломбуки в камеру.
– Да, повозитесь вы с ним, Алексей Николаевич, – резюмировал ротмистр Трескин. – Признаваться он не станет.
Лыков и сам так думал. Он больше надеялся на обыск. Если бы удалось найти образ, признания Сайтани были бы не нужны. Но тут удача отвернулась от сыщика. Жандармы перерыли весь институт, заглянули в запасники этнографического музея – вдруг тайник там? Но доску не нашли. И деньги с бриллиантами, кстати, тоже.
– Он подготовился к аресту, – сообразил Алексей Николаевич. – А может, даже специально дался нам в руки. Видимо, заметил за собой слежку и понял, что на подозрении. Обговорил все с Першиным, успокоил его. Сайтани требовалось, чтобы покупатель благополучно вернулся домой и подготовил сделку. То-то купчик возмущался столь театрально… Мы тут радуемся, что поймали злодея, а все идет по его плану. Понимаешь, что это значит? – спросил он Азвестопуло.
Они сидели вдвоем в буфете «Казанских номеров» и обедали.