По остывшим следам - Страница 84

К оглавлению

84

Алексей Николаевич хмуро потер ушибленное плечо.

– Нас самих подловили на повороте. Врезались сзади на линейке, я чуть шею себе не сломал. Осведомитесь у полицмейстера, если не верите. Без сомнения, Першина встречали. И отсекли все хвосты.

– Он там, на пароходе? – недоверчиво спросил жандарм.

– Там, и он пустой.

– Смотрите, Лыков, если соврали, я все доложу Ее Величеству.

Сыщик разозлился:

– У вас что, прямой провод к ней? Идите к черту!

Прогнаевский состроил оскорбленную физиономию, повернулся и пошел на биржу извозчиков.

Глава 19
Конец меломбуки

Питерцы сидели у Васильева и выпивали. Лыков учил казанцев закусывать коньяк хурмой. Эту полезную привычку он перенял у Благово и теперь множил адептов, где только мог.

Полицейские уже обговорили все, что имело смысл обсуждать. Дознание снова зашло в тупик. Жандармы ищут по всем направлениям, включая Кавказ и Одессу. Возможно, они кого-то поймают. Но это будут люди из дальнего окружения Вязальщикова, они не помогут найти главного злодея. Линия с иконой не касается никого, кроме Лыкова и еще вот ротмистра Прогнаевского. Купец Першин встретился с обладателем иконы, это очевидно. Сайтани удалось сорвать слежку за своим гостем. Но получилось ли у него продать образ? Миллион в чемодане – это, пожалуй, чересчур. Если бы Северьян взял с собой крепкого парня в сопровождающие, а лучше двух, в миллион можно было бы поверить. А в одиночку везти такую сумму слишком рискованно. Скорее всего, Сайтани показал образ возможному покупателю, чтобы тот убедился в его подлинности. И Першин поехал домой готовить сделку. Времени у сыщиков теперь в обрез.

Полицейские выпили еще по рюмке, и Ловейко стал острить насчет своего квартиранта:

– Никогда еще мы не столовались так хорошо, теперь трудно будет отвыкать. Анька избаловалась вконец. Разве что…

Тут в дверь постучали, и вошел жандармский унтер-офицер:

– Здравия желаю! У меня поручение до его высокоблагородия коллежского советника Лыкова.

– Это я, – поднялся сыщик.

– Его высокоблагородие полковник Калинин просят вас срочно прибыть к нему.

– Калинин? Сейчас же еду.

– Дрожки у подъезда.

– Подождите меня внизу, я скоро спущусь.

Унтер-офицер откозырял и вышел. Казанцы сразу загалдели:

– Зачем вам туда ехать? С вашим открытым письмом он сам должен был явиться! Эти жандармы – большие наглецы…

– Господа, успокойтесь. – Лыков примирительно воздел руки. – Я не гордый. А главное, уперся в стену. Вдруг в ГЖУ отыскали новый след? Сергей Манолович, вы едете со мной.

Когда питерцы уже выходили из кабинета, Алексея Николаевича окликнул полицмейстер:

– Совсем забыл. Тут письмо из Семипалатинска. Пришло по адресу управления на ваше имя.

– Из Семипалатинска? – удивился коллежский советник. Но его помощник сразу сообразил:

– Это от Янковского, не иначе.

Лыков сунул конверт в карман. Они сели в дрожки и поехали на Большую Красную. Читать письмо в присутствии жандарма было неудобно, и питерец отложил это на потом.

Когда сыщики явились к начальнику ГЖУ, Лыков первым делом представил ему своего помощника. Калинин весь сиял, его распирала гордость.

– Азвестопуло? – переспросил он. – Не вы ли назвались купцу первой гильдии Першину полковником Держивморду?

– Я.

– Смешно. Только боюсь, что с такими шутками дослужиться до высоких чинов вам будет трудно.

Грек пожал плечами, не найдя, что ответить. Калинин же потерял к нему всякий интерес и после этого обращался исключительно к Лыкову.

– Алексей Николаевич, присядем. У меня для вас новость.

– Но откуда вы узнали про Держивморду?

– Прочитал в телеграмме Першина. Он остановил пароход, сбегал на берег, отбил депешу Столыпину, и лишь после этого все поплыли.

– Вот купцы распоясались…

Они сели, и жандарм сообщил:

– Мы проследили за Люпперсольским, как и собирались.

– И что?

– Это он встречался вчера с Першиным.

Сыщик с полминуты обдумывал услышанное, потом возразил:

– Не может быть.

– Чего? Того, что встречался? Уверяю вас, это факт.

– Нет. Люпперсольский не может быть Вязальщиковым. Я же вам объяснял. Он не подходит по биографии.

– В чем именно? – развеселился полковник.

– Люпперсольский служит в Родионовском институте с девятьсот третьего года. В это время Вязальщиков еще был в Забайкалье, его видел там каторжник Оберюхтин. Тот устроил «ивану» побег в девятьсот четвертом и сам вскоре следом за ним перебрался в Казань.

Жандарм протянул собеседнику бумаги и сказал:

– А вы посмотрите вот это. Оригинал формуляра вашего географа. Раньше я запрашивал его и получил копию. А когда узнал про встречу с купцом, забрал оригинал. Ничего не замечаете?

Лыков развернул формуляр, извлек из кармана складную лупу и стал изучать документ.

– Год подтерт, – быстро заметил он.

– Именно. На самом деле Борис Андреевич, или как там его, поступил в институт позже. И вполне мог быть в девятьсот четвертом году в Забайкалье.

– Но ведь директриса Родионовского института не могла соврать! Все же вдова шталмейстера!

– Еще как могла, – ответил полковник. – Эта старая шлюха без ума от красавца географа. И она пошла на подлог, чтобы заштопать прорехи в его биографии. Сайтани, Вязальщиков и Люпперсольский – одно лицо.

– Пусть Борис Андреевич появился в институте на год раньше, чем утверждал, – согласился Алексей Николаевич. – Ну и что с того? Сайтани, как это установлено, попал в Абиссинию в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, бежав из отряда Ашинова. Тогда он носил вымышленную фамилию Иванов. Никому не известная личность якобы с польско-литовскими корнями. А в тысяча восемьсот девяносто пятом в экспедиции поручика Леонтьева принимал участие Люпперсольский. Известный путешественник, действительный член Русского географического общества. Как так? Вы хотите сказать, что это один и тот же человек? Разве можно за пять лет из никого, из беглеца превратиться в публичную фигуру такого масштаба?

84