По остывшим следам - Страница 79

– Почему раньше не приходил? – спросил караульного сыщик.

– Боялся, – честно ответил тот. – Куда идти-то? Если все начальство в сговоре. Фельдфебель еще что, а вот братья Лямины – большие шишки, и туда же. Явишься со своей правдой, а они так все обернут, что тебя же и посадят. А они чистенькие останутся. Но когда узнал я, что Струментова мертвым нашли, понял, что буду следующим. И вот, пришел.

После признания часового дело приняло новый оборот. Появился свидетель, отмахнуться от которого не мог никакой генерал Карасс. Лыков сделал копию показаний Непорожнева и отправился в губернское жандармское управление.

Полковник Калинин прочитал бумагу и сказал:

– Мы забираем это дело себе. Надеюсь, не возражаете?

– Нет, Константин Иванович, не возражаю. У меня, вы знаете, другое дознание. Он связано с этим, оружейным. Но идет своим ходом, хоть и параллельно. С удовольствием уступлю его вам, при условии что мы будем по-прежнему обмениваться сведениями.

– Согласен, – протянул ему руку полковник. – А мы не опоздали? И вообще, Алексей Николаевич, как так вышло? Оружие воруют с самого лета. Сейчас уже октябрь, а власти только спохватились.

– Я тоже голову ломал. Хищения производились лишь на тех складах, где хранится неприкосновенный запас. То есть ружья и боеприпасы, которые понадобятся только в случае всеобщей мобилизации. Слава богу, это редкость. И пересчитывают неприкосновенный запас тоже реже, чем количество штатных вооружений. Чем и воспользовались жулики. А насчет того, опоздали мы или нет… Вам сейчас и карты в руки. Часть украденного отправлена в Абиссинию, где у Вязальщикова давние связи. Срочно запросите одесскую таможню насчет заграничных грузов. Вас должны интересовать те, которые вывезены по документам за подписью или Самсон-Гиммельстерна, или Цеге Мантейфеля, или Свенха. В них и будут винтовки с патронами. Если поторопитесь, то часть успеете перехватить.

– Спасибо. – Калинин записал все три фамилии. – В качестве ответной любезности сообщаю следующее. Казанские эсеры приговорили вас к смерти.

Лыков почувствовал, как у него деревенеет лицо. Этого только не хватало! Малолетков ведь предупреждал, а он в суете забыл…

– Меня? А что плохого я сделал казанским эсерам?

– Пресекли кражу оружия, которое они частично забирали себе.

– Понятно. Что еще вам известно?

– Известны имена исполнителей, – продолжил начальник управления. – Это те двое, которые бросили бомбы в коляску вице-губернатора Кобеко. Один – Михаил Зефиров, атаман здешних эсеров. Второй – ваш приятель Янычар, Виктор Васильев. Мы едва не захватили его на квартире некой Натальи Аристовой. Он скрывался у нее под именем Александра Ивановича Архангельского. Вот, гляньте, что сообщила эта дура…

Лыков начал читать показания женщины, которая прятала беглого боевика. Ну и ну… Аристова призналась, что в первый раз она приняла дома Александра Архангельского еще в августе. Попросили эсеры, сказали: человек нужный, а документы у него плохие, в гостиницу с такими нельзя. Она дала незнакомцу переночевать, а утром, когда он ушел, обнаружила, что из комода пропало сто рублей. Кроме как «нужному человеку» украсть деньги было некому. Аристова пожаловалась Сергею Зефирову, брату Михаила. Сказала, что больше этого жулика прятать у себя не станет. Но Архангельский как ни в чем не бывало пришел опять. И признался хозяйке, что он на самом деле Виктор Платонович Васильев, террорист, убийца пензенского полицмейстера. Сбежал из психиатрической лечебницы, куда был прислан на обследование. Он человек смелый и сильный, а еще романтический. Полюбил Наталью с первого взгляда, и если она откажет ему во взаимности, то за себя не ручается. Или ее задушит, или себя застрелит. А может, обоих… В итоге Аристова испугалась и вступила с ним в сожительство. Во дают революционеры! Он ее обокрал, а она с перепугу легла с ним в постель.

В конце Аристова подробно описала своего квартиранта. Особенно Лыкова насмешили детали: руки толстые, всегда грязные; вместо «спасибо» говорит «спасибочко».

Когда он стал читать последний лист, то сделалось не до смеха. Женщина подтвердила, что Лыкова решено убить. За дело взялся сам Михаил Зефиров, уже давно разыскиваемый полицией. И спокойно посещающий при этом театры. Эсерам известно, что питерец живет в квартире пристава Ловейко, на втором этаже съезжего дома. Окна выходят на двор, на них – зеленые занавески. Сейчас где-то в подпольной лаборатории изготавливается бомба большой мощности. Зефиров с Янычаром хотят бросить ее сыщику в окно…

– Ну как? – спросил полковник Калинин, забирая у Лыкова бумаги. – Может быть, вам на время уехать из города? Мы тут нацелим агентуру, глядишь, и отловим стервецов.

– Да вы их уже который год ловите, – отмахнулся сыщик. – В Пензе вон поймали, а толку? Янычар покричал немного петухом, его сразу привезли сюда на экспертизу и даже охранять как следует не стали.

– Но что-то вы должны сделать?

– Конечно. Съехать от Анны Порфирьевны с Валентином Семеновичем, и немедля. А у них за стенкой еще квартира полицмейстера, в которой живут пятеро детей. Представляете, что может случиться? Спасибо за предупреждение, Константин Иванович. Завтра же я уеду жить в другое место. Причем съехать надо с помпой, с шумом, чтобы эсеры узнали об этом и оставили Ловейко в покое.

Питерец вернулся в управление, созвал полицмейстера с приставом и объявил им новости. Казанцы ужаснулись, но пытались не подавать виду. Алексей Иванович хорохорился, обещал усилить охрану, поставить на окна решетки. Но коллежский советник решительно сообщил, что съезжает. Вопрос был один: куда? Если эсеры взялись за командированного всерьез, то, где бы тот ни поселился, рискуют хозяева. Есть ли у сыщика право ставить их жизни под угрозу? Разумеется, нет. И где тогда жить? В чистом поле выстроить избушку и караулить ее день и ночь?