– У лорда Раффа.
– Я встречал его в Урунди. Надменный британец. Он не говорит ни на одном языке, кроме английского. А я знаю восемь! И кому вы поверите?
– Значит, вранье?
– Конечно, вранье.
Лыков ушел разочарованный. Он хотел рассказать Люпперсольскому, что встречался с Янковским – человеком, который приютил загадочного русского абиссинца. Но передумал. Борис Андреевич иначе переводит слова, о которых его спрашивает сыщик. И сайтани у него не дьявол, и меломбуки просто воин. Что это означает? Надо справиться в Петербурге, в Русском географическом обществе. Там есть специалисты. Если казанский географ врет, то зачем? Или его приключения, как это часто бывает, сильно им преувеличены? И на самом деле он не знает туземных языков и отвечает, что в голову придет?
А может, все хуже, спохватился сыщик. Сведения, сообщаемые путешественником, каждый раз неточны. Подозрительно. Он искажает перевод слов. И пан Вацлав у него говорил по-русски с акцентом, а Иванов из казачьего взвода – чисто. Что бы это все значило? Но тут Алексей Николаевич вспомнил, что Люпперсольский помогал русской разведке. Полковнику Артамонову, например. И Таубе отзывался о нем хорошо, а барона не обманешь. И он снял подозрения с учителя географии.
Алексей Николаевич вернулся в номер, положил перед собой лист бумаги и стал рисовать на нем разные значки. Вот три кружка: один большой и два поменьше. Это мошенники из окружного артиллерийского управления. Оно лишь называется артиллерийским, а на самом деле заведует всем оружием, включая ручное, и всеми боеприпасами. Князь и два его сообщника организовали хищения со складов. Сбоку Лыков пририсовал три квадрата, один из которых помещался вверху. Это Вязальщиков и два «ивана» – Вареха и Шипов. Бандиты занимались непосредственно вывозом оружия. Далее шло неизвестное количество вспомогательных фигур. Они отправляли посылки, хранили краденое, отвечали за связь с покупателями. Из них пока выявлены лишь Бармусов и отставной мулла Камалов. За обоими приглядывают, вдруг да повезет. Что может сделать он, Лыков? Начать ревизию на складах нельзя – генерал Карасс не даст разрешения. Значит, нужно написать в столицу, Трусевичу. В стране по-прежнему неспокойно, а тут прямо с окружных складов вывозят револьверы и винтовки. По длинной цепочке через Столыпина и Редигера бумеранг долетит до глупой головы Карасса и больно в нее ударит. Тогда начнется ревизия, но не будет ли уже поздно? Ведь помимо князей и титулярных советников, в кражах участвовали ефрейторы, фельдфебели и прочие рядовые исполнители. И сейчас все они по команде Вязальщикова тщательно заметают следы.
Лыков подумал-подумал и решил сделать в комнатах Вачнадзе негласный обыск. На это требовалось разрешение полицмейстера. Алексей Иванович давно уже отвлекся от дознания питерца, пришлось объяснять ему, куда оно зашло. Поняв ситуацию, Васильев вызвал держателя «Купеческих номеров» и приказал ему пустить в комнату уехавшего жильца сыщиков. Дело было щекотливое: князь – человек военный, городской полиции не подотчетный. Но с полицмейстером лучше не спорить, иначе понадобится однажды продлить патент, а там шиш… И держатель согласился.
В одиннадцать часов пополудни, когда большинство жильцов уходит по делам, в номер подполковника зашли Лыков и Ловейко. Алексей Николаевич давно не видел такого беспорядка. А еще офицер! Всюду были разбросаны вещи и разного рода безделушки. Тут и там попадались пустые бутылки из-под кахетинского, грязные стаканы, обрывки каких-то бумаг. Их Алексей Николаевич изучил особенно тщательно и был поражен. Вачнадзе хранил в гостинице секретные документы о наличии на окружных складах боеприпасов и ручного оружия.
Ощущение было такое, что князь собирался в командировку на бегу. И, возможно, не думал возвращаться. Еще бросалось в глаза множество дорогих мелочей: сигаретницы, брелоки, пепельницы из уральских камней, серебряный письменный прибор, кинжалы на ковре… Не у каждого генерала такое водится, а тут какой-то подполковник.
Полицейские обыскивали номер два часа. Никаких тайников они не обнаружили. Уличающих князя бумаг – тоже, если не считать секретных документов, которые полагалось хранить на службе. Лыков забрал только визитную карту, на которой под дворянской короной стояло: «Аксель Карлович фон Самсон-Гиммельстерн». Что еще за Фон-Самсон? Фамилия чересчур заковыристая, чтобы быть настоящей. Подобные титулы любят присваивать всякие мошенники, каторжные шулеры и авантюристы.
Ловейко уверенно заявил, что среди жителей Казани такого господина нет. Коллежский советник попросил Валентина Семеновича поискать его в адресном столе, среди приезжих. К вечеру выяснилось, что фон Самсон-Гиммельстерн приезжал в город в середине апреля. И неделю прожил в номерах «Россия» на Гостинодворской. При заселении он назвался доверенным акционерного общества «Южно-Русский пороховой завод». Почему бы начальнику отдела огнестрельных припасов не общаться с производителем пороха? Деловые переговоры или что-то в этом роде. Но Лыков вцепился в загадочного дельца мертвой хваткой. Ему пришла в голову мысль, что тот мог посетить и казенный пороховой завод. Возле него раскинулись две жилых слободы, а на самом предприятии имелся дом для приезжих. Может быть, доверенный останавливался там?
Казанский пороховой завод – вещь в себе. Там заправляют военные, причем они подчиняются не генералу Карассу, а напрямую военному министру. Здесь уже сто двадцать пять лет производят порох. На огромном предприятии даже имеется собственное офицерское собрание, не связанное с окружным. Царь и бог взрывоопасного места – генерал-майор Лукницкий. Только он может помочь сыщику в его дознании. А письмо Редигера, которым перед отъездом в Казань снабдили Алексея Николаевича, адресовано не ему, а Карассу. Как быть? Телеграфировать в Петербург, чтобы прислали новое письмо? Или идти наудачу, надеясь на здравомыслие Лукницкого?