– Там были женщины и дети?
– Были. Многие поехали целыми семьями, поверив в басни Ашинова про лучшую жизнь.
– И что дальше? Их возвратили в Россию, помнится. Что сделали с атаманом?
– Да, государь повелел всем вернуться. Случившееся не красило Париж, ведь отряд Ашинова вел себя мирно и не сопротивлялся. А по ним из пушек… Дело замяли с обеих сторон. Нашим газетам приказали заткнуться, а французские сами помалкивали, так как хвалиться было нечем. Власти провели следствие. Паисия сослали в Грузию, рядовых «казаков» вернули к месту жительства. Атаману приказали три года сидеть в Царицыне под гласным надзором полиции. Но в целом он отделался легко. Надзор сняли раньше времени: кто-то наверху помогал мошеннику.
– Где он сейчас? Жив ли?
– Я не следил за ним, – ответил генерал-майор. – Знаю лишь, что Ашинов пару лет назад занимался имением жены, стал помещиком.
– Понятно, – вздохнул Алексей Николаевич. – Черт бы с ним. Но его люди… Могли некоторые из них остаться в Африке? Не из их ли числа мой Вязальщиков?
– Надо смотреть следственное дело.
– Посмотрю, для этого и приехал. А ты валяй про Абиссинию. Насчет военной тайны можешь не повторяться, выложи только факты.
– Факты… Давно это было, я уж половину забыл.
– Виктор, ты не ломайся, а дело говори, – строго приказал коллежский советник. – В Казани людей убивают. Ты упомянул экспедицию какого-то Леонтьева, что имел из-за нее объяснение с нынешним государем.
Виктор Рейнгольдович скривился:
– Эх, забыть бы это все, а, Леша?
– Я жду.
– Тогда отложим поручика Леонтьева, а поговорим сначала о другом поручике, Машкове.
Лыков молча слушал. Таубе продолжил:
– Неприятная история с Ашиновым не могла отвлечь нас от самой Абиссинии. Интересы государства требовали нашего присутствия в этой стране. Россия хотела иметь в Африке конфидента, понимаешь? И Абиссиния подходила для этой роли. Она постоянно воевала с соседями – Египтом и Суданом. Это выглядело в глазах нашего общества как война православия с исламом. Затем они сцепились с Италией – это уже схватка с католическим миром. Обывателя все это занимало. И вот нашелся в нашей армии такой человек, как Виктор Федорович Машков. Поручик впервые пробрался в Аддис-Абебу в том же году, когда французы воевали с Ашиновым. Действовал на свой страх и риск, а поди ж ты…
– Как так? – удивился Лыков. – Если он офицер, для этого ему пришлось бы уволиться из армии.
– Машков взял отпуск и поехал как внештатный корреспондент газеты «Новое время», – пояснил Таубе. – Но вел себя не в пример «вольному казаку», умно и тактично. Его принял новый негус Менелик и вручил письмо и подарки для императора. То есть поручик частным образом наладил отношения двух государств! Александр Третий выслушал Машкова по его возвращении и велел вернуться в Абиссинию. Уже с официальными поручениями. Тут к делу подключились мы, военная разведка. Машкова формально уволили в запас, но с сохранением жалованья. Виктор Федорович опять проник в пустыню. На этот раз он вез триста пятьдесят винтовок – личный подарок негусу от государя. Позиции монархов еще более сблизились, Менелик стал нашим союзником. Машков был награжден за это Владимирским крестом четвертой степени и перешел на службу в МИД. Жалко мне было терять такого способного офицера, но, на мое счастье, появился другой, еще более талантливый. Это и был Леонтьев.
– Он тоже все письма передавал? – ехидно спросил сыщик. – Почтальон для Высочайших особ с сохранением жалованья?
– Николай Степанович отправился к Менелику, чтобы провести негласные переговоры. Шел девяносто пятый год. Негус воевал с Италией и нуждался в военной помощи. Он попросил у нас военных инструкторов, а еще артиллерийский ремонтный набор для починки пушек.
– Ого! – удивился Лыков. – А как к этому отнеслись итальянцы?
– Они были бы очень недовольны. Очень-очень. Поэтому все и делалось в большой тайне. Леонтьеву тоже пришлось выйти в отставку. Для маскировки в компанию ему дали трех настоящих ученых: Звягина, Елисеева и Люпперсольского. А Министерство иностранных дел присоединило своего чиновника, коллежского асессора Львова-Левшина. Тот вез в подарок Менелику сто тысяч франков золотом. И вот это золото пропало.
– Пропало? Как?
– На пути между Обоком и Энтото караван накрыла песчаная буря. И Львов-Левшин отбился от своих. Асессора так и не нашли, как и франки.
– Но если он погиб, то в чем его вина? Пустыня и не такое выделывает.
– Если бы погиб, это еще полбеды, – угрюмо ответил барон. – Не пришлось бы мне краснеть перед государем. Но наш человек из окружения Баратьери сообщил, что к тому в штаб пришел русский. И рассказал о секретной доставке абиссинской армии ремонтного набора. Кто это мог быть, если не пропавший дипломат?
– Подожди. А Баратьери что за птица?
– Командующий итальянским экспедиционным корпусом в Абиссинии.
– Ты отсюда, из Петербурга, знал, кто ходит к нему на прием? – не поверил Лыков.
– Конечно, знал. Не все, но важное мы отслеживали.
– Так. Значит, Львов-Левшин – предатель и вор? Присвоивший сто тысяч франков казенных денег?
– Да. Мы едва избежали скандала, срочно отозвали всех, кроме Леонтьева. Поручик остался, чтобы подготовить для негуса регулярную армию. Выказал при этом такие способности, какие не всякий генерал имеет! Николай Степанович занял при Менелике совершенно исключительное положение. Первый советник, редактор его дипломатической переписки, военный реформатор. При участии Леонтьева через год Россия прислала абиссинцам уже тридцать тысяч винтовок, пять миллионов патронов и пять тысяч сабель. Это оружие очень помогло в битве при Адуа, когда туземцы наголову разбили армию Баратьери. Леонтьев с группой наших офицеров участвовал в сражении. Потом он ездил в Рим и Константинополь, выполняя личные поручения негуса. Вел вместе с ним переговоры с Англией, и мы знали все детали тех переговоров. В девяносто девятом году Леонтьев сформировал первый батальон регулярной армии, почти целиком состоявший из сенегальцев, но с нашими офицерами. Затем руководил походом на озеро Рудольфа, где после тяжелых боев с местными племенами поднял абиссинский флаг. Но на этом подвиги его закончились. Кому-то Леонтьев перешел дорогу, видимо, англичанам. В результате на него покушались, тяжело ранили, и поручик вынужден был уехать лечиться в Париж, надолго. А когда опять вернулся в пустыню, началась наша война с Японией. Николай Степанович попросился на фронт, храбро воевал, снова был ранен. Сейчас он ходит на костылях по Парижу…