– Но вас не убили. Почему?
Путешественник вздохнул:
– Тогда мне казалось: лучше бы убили. Я никому не рассказывал о плене и вам не стану. Но те четыре месяца были самыми тяжелыми в моей жизни.
– И как же вы сбежали?
– Да я ловкий. Огляделся, сообразил, где что, куда курс держать. Скопил запас сушеного мяса. И в один прекрасный вечер простился с турканами. Лев меня не съел, и бешеный слон не растоптал. Повезло.
– Вы искали того негодяя?
– Искал, – Борис Андреевич скрипнул зубами. – И почти нашел. Но он узнал, что я его разыскиваю, и перебежал из английских владений в бельгийские. Суверенное Конго, если вы в курсе, никакое не суверенное. Это личная собственность бельгийского короля Леопольда Второго. Там творятся жуткие вещи…
– Да, это уже попало в газеты, – кивнул Лыков. – Король вдесятеро повысил добычу каучука, для чего ему пришлось убить чуть не половину туземцев.
– Именно так. В Конго рабство, какое и не снилось американцам. Люди мрут как мухи. А король завел себе частную армию, так называемые «Общественные силы». И солдаты этой армии творят несусветные безобразия, настоящий террор. Леопольду безобразия надо скрыть, вот туда и не пускают никого. Меня тоже не пустили. Подлость пана Вацлава осталась безнаказанной.
– Поговорим об Абиссинии, – продолжил расспросы Лыков. – Сколько раз вы там бывали?
– Дважды. Первый раз в тысяча восемьсот девяносто пятом году, с миссией поручика Леонтьева. Слышали о таком?
– Что-то читал в журналах, но деталей не помню, – честно признался сыщик. – Там вроде бы шла война в это время. И Леонтьев стал советником Менелика. Верно?
– Да. Экспедицию выдавали за научную, но на самом деле ее готовил Военно-ученый комитет Военного министерства. Если вам что-то говорит это название. Ничего более сообщить, извините, не могу – дал подписку.
– Ну, тогда я узнаю сам, – беззаботно заявил Алексей Николаевич.
– Неужто? – Учитель географии ерничал.
– В девяносто пятом году комитетом руководил Виктор Рейнгольдович. Его я и спрошу.
Хозяин оживился:
– Так вы тоже из них? А как же Департамент полиции?
– Нет, я не из военной разведки. Но доводилось участвовать с бароном Таубе в секретных делах. Мы с ним близкие друзья.
– Очень хорошо. Лучше вам действительно задать свои вопросы барону. А то мне велели помалкивать.
Тон разговора сразу изменился, стал более доверительным.
– Изложите пока то, что не является государственной тайной, – предложил сыщик. – Например, когда вы вторично попали к негусу?
– В девяносто седьмом, с миссией Власова. Он стал первым русским посланником при дворе Менелика и приобрел там большое влияние. Но я тогда быстро ушел из Аддис-Абебы на юг, в Кению. Где и попал в плен к туземцам по вине пана Вацлава.
– Бог с ней, с Кенией. Оба раза, когда вы были в Абиссинии, никаких болтающихся без дела соотечественников вам не попадалось?
– Там были какие-то темные личности, – стал припоминать Люпперсольский. – Но мы только слышали о них. Перед нашим приходом они исчезали. Неудивительно. В восемьдесят девятом году была неудачная высадка на побережье Французского Сомали некоего Ашинова. Помните о нем, наверное.
– Помню. Проходимец. Государь отозвал его обратно, едва этот дурак не поссорил нас с Францией.
– Да, верно. Вместе с Ашиновым приплыли полторы сотни таких же проходимцев. Вплоть до уголовных. Французам пришлось стрелять, чтобы прогнать их из своих владений. Погибли люди. Приказ государя убраться домой выполнили не все. Некоторые остались и пролезли как-то в Абиссинию, где живут до сих пор. Вот они-то и драпали от нас в пустыню. Не из них ли ваш Афанасий Стратонович?
– Очень может быть, – согласился с предположением путешественника сыщик. – Спасибо за идею. Архивы экспедиции Ашинова, возможно, и дадут ответ.
– Для этого вам придется ехать в Петербург.
– Придется, – снова согласился Лыков. – Последний вопрос, и я пойду. Не знакомо ли вам слово «сайтани»? Не знаю даже, чье оно: корейское, китайское или африканское.
– Сайтани? – удивился хозяин. – Где вы его слышали?
– Да так…
– Это слово из языка племени масаи, и означает оно «белый человек». Масаи живут в той же Кении, разбойники похлеще турканов.
– Благодарю. Я предполагал нечто подобное. А теперь разрешите откланяться. Очень рад знакомству с таким интересным человеком. Когда привезу из дома журналы с вашими статьями – подпишете?
– С удовольствием. Нас, графоманов, хлебом не корми, дай подписать. Если какой-нибудь сочинитель скажет вам, Алексей Николаевич, что ему надоели читатели, что он устал давать им автографы, – не верьте. Кокетничает. И еще, передайте от меня привет барону Таубе. Я читал в свое время в газетах, что ему оторвало руку в войне с японцами. Как он после такого?
– Преподает в Николаевской академии, корпит над очередным учебником по военной статистике. Старается жить как ни в чем не бывало.
Собеседники дружески расстались. Догадка Люпперсольского была хороша. Ашиновская экспедиция 1889 года! Как же это не пришло в голову сыщику раньше? С той поры минуло уже семнадцать лет. Вязальщикову сейчас около сорока. Может быть, вполне может быть…
Алексей Николаевич пошел на телеграф и отстучал депешу генерал-майору Таубе: «Ты на месте? Могу приехать через два дня?» Еще он дал телеграмму в Горный Зерентуй, начальнику Нерчинской каторги. В ней коллежский советник просил выслать в Казань все сведения о сбежавшем канцеляристе Вязальщикове. Формуляр, образцы почерка, а лучше всего фотокарточку. Вдруг такая имеется? Шансов на успех было немного. Наверняка Сайтани перед побегом стер все следы, уничтожил бумаги. Лыков беспокоил нерчинцев скорее для очистки совести.