По остывшим следам - Страница 38

– Как недоучившийся медик, могу авторитетно сказать, что таких ран не бывает. Его убили одним движением кисти. Но разрез зигзагообразный в двух плоскостях. Это невозможно!

– Однако мы с вами оба наблюдаем, что возможно.

Делекторский покачал головой:

– Нет такого ножа!

– А рана есть.

– Что говорит доктор Онкель?

– Он рассказал очень любопытную историю.

И коллежский советник сообщил помощнику то, что узнал от доктора. Никита Никитич задумался.

– Уссурийский край… Там древняя китайская культура. Люди порох выдумали. Могли и какой-то необычный клинок изобрести.

– Могли. Я тоже на них подумал.

– Что решили, Алексей Николаевич? Надо ехать, колоть Янковского.

– Пошлю телеграмму в канцелярию Александровского централа, – ответил питерец. – Там сейчас мой помощник коллежский секретарь Азвестопуло. Он снял показания с Анания Комова и просится сюда, мне в помощь. А поедет во Владивосток.

– Верно, – одобрил надзиратель. – Ему оттуда всего две тысячи верст до океана. А нам отсюда – семь. Но что будем делать мы с вами? Ждать, пока ваш помощник выяснит что-то важное? А до той поры сидеть сложа руки?

– Будем вести дознание со своего конца.

– С какого? – насмешливо поинтересовался Делекторский. – Сами говорите, что Оберюхтин – кремень и ничего не скажет. Может, я все-таки попробую расколоть молодца? Если проявить настойчивость, и кремень сломается.

– Дайте подумать, Никита Никитич, – вздохнул сыщик. – Дело трудное, надо покрутить в голове.

– Ну, крутите, – начальственно разрешил надзиратель. – Да, чуть не забыл! Там Васильев вас разыскивает.

Они покинули госпиталь и поехали в полицейское управление. Алексей Иванович увидел командированного и обрадовался:

– Нашлись! А то вице-губернатор сейчас придет.

– Зачем?

– Он вам сам скажет…

Тут дверь распахнулась, и боком вошел Кобеко. Он долго молча жал руку сыщику и смущенно улыбался. Потом заговорил:

– Алексей Николаевич! Разрешите от лица казанской администрации поблагодарить вас за совершенный подвиг.

– За что? – поразился Лыков.

– За подвиг. И не побоюсь этого слова, ей-ей! Такую банду изловить. Недавно приехали, и вот! Побольше бы таких командированных из столицы. Я уже доложил рапортом на имя министра. Отметил вашу деятельность. Теперь вопрос: а как мы, казанцы, можем отблагодарить вас? В рамках нашего скромного бюджета, конечно.

Питерец смутился. Ох уж эти провинциальные бюджеты. Стрижевский уехал на два месяца лечиться, Кобеко остался за него и тащит воз. А сам живет где-то на Второй Горе, где снимает квартиру. Казенное жилье в Казани полагается только губернатору. Служебного выезда Кобеко тоже не положено. И статский советник каждое утро ездит в кремль за свой счет на извозчике.

– Даже не знаю, что сказать. Хотя… Не могли бы вы, господа, угостить меня национальной татарской кухней? Говорят, она интересная и отличается от кавказской.

На лице вице-губернатора отразилось облегчение. Гость не запросил лишнего. Кобеко повернулся к полицмейстеру:

– Алексей Иванович, накормим?

– А то, Дмитрий Дмитриевич.

– Где у нас всего вкуснее?

– У Абдулбадигова на Сенной площади.

– У Абдулбадигова? – удивился статский советник. – Садыка Шахиахметовича?

– Точно так.

– Он же торговец коврами.

– А еще держит тайный караван-сарай, – пояснил Васильев. – В котором такая же секретная чайхана для постояльцев.

– И почему мы это ему дозволяем? Пусть купит промысловое свидетельство.

– У меня с ним сделка. Абдулбадигов – человек авторитетный в татарских кругах. Но при этом умеренный магометанин… Если можно так выразиться. Он не одобряет идей панисламизма, которые, как вы знаете, пролезают в татарский мир с Востока. Садык Шахиахметович сообщает мне о таких веяниях. А я ему за это послабления делаю.

Вице-губернатор одобрил действия полицмейстера. Все трое заговорили о панисламизме. Эта угроза всегда витала в воздухе, то слабея, то усиливаясь в среде крайних элементов. После манифеста 1905 года в Нижнем Новгороде, прямо во время ярмарки, прошел первый мусульманский съезд. Политическая полиция очень им интересовалась. Были подозрения, что на съезд съехались радикальные силы. Оказалось, что казанские чиновники в курсе этих событий. И ведут четкую и грамотную политику противодействия экстремизму, но не исламу.

Разговор продолжался долго. И Кобеко, и Васильев показали высокий уровень государственного мышления. В городе со значительным мусульманским населением, с сильным духовенством они искали золотую середину. Без оголтелости, но и без излишней либеральности. Казанцы рассуждали о пантюркизме, об угрозе большой войны, разбирались в высокой политике на Востоке. Лыков был приятно удивлен.

День прошел в хлопотах, а вечером трое чиновников явились на Сенную площадь. Торговля уже закончилась, меж лавками без дела слонялись сидельцы, косясь на нечастых здесь русских гостей. Хозяин подпольного караван-сарая поначалу смущался. Он впервые принимал у себя исправляющего должность начальника губернии. Строго говоря, уехавший Стрижевский тоже был «и.д.». А Кобеко получался «и.д.» в квадрате… Но на столе быстро появились закуски, и беседа приняла оживленный характер. Абдулбадигов незаметно подкинул бутылку водки, что еще больше развязало языки. Хозяин посидел из вежливости пять минут и удалился, сославшись на дела. А гости ослабили пояса и вкусили от души. На столе оказались шулпа из говядины, казылык, тутырма, отварные говяжьи хвосты, кыстыбыи с картофелем (похожи на чебуреки, только нежареные), выпечка с мясом и чак-чак. Все было вкусное и сытное. Лыков, хорошо изучивший Кавказ, пробовал и ахал: сравнение было в пользу татарской кухни. И лишнего перца не кладут, и вообще…