– Скорее всего, – опять согласился хозяин кабинета. – Я забыл про эти убийства. Значит, на них три трупа. Теперь похоже?
– Теперь похоже. И, возможно, еще Доленга-Грабовский.
– Черт, про этого я тоже забыл, – смутился Васильев. – Полагаете, опять их рук дело?
– Да. Заметали следы после бегства Шиллинга. Ведь именно смотритель за деньги отпускал сидельцев из арестного дома. Ему сунули в лапу, чтобы помог бежать Василию. А потом ликвидировали, чтобы не выдал тех, кто его купил.
– Тогда убийца смотрителя – Оберюхтин? Ведь он был вместе с вашим Шиллингом.
– Нет, смотрителя убили, когда я уже арестовал Иону. Это кто-то другой. Дайте-ка мне заняться этим делом, Алексей Иванович.
– Берите! Нам и с остальными хлопот хватит до морковкина заговенья. Потом присоединим. Судя по тому, что я успел увидеть, сыщик вы от бога, нам у вас учиться и учиться. Но зачем вам оно, это дело?
– Потому что Шиллинг участвовал в похищении иконы.
– Ну и что? – воскликнул полицмейстер. – Ее украли два года назад. Варехи и его ребят тогда еще не было в Казани, они сидели на каторге!
– Один из них был, и я даже знаю кто.
– Неужели?
– Прочитайте внимательно список, Алексей Иванович. Ничего не замечаете?
Васильев впился взглядом в свои записи и быстро сообразил:
– Да, тут народ со всех волостей, и только один казанец. Оберюхтин?
– Он самый. Я допускаю, что Иона находился в городе во время кражи образов. Допускаю даже, что он был четвертым в банде Чайкина. Поэтому ведем дознание параллельно. Вам Вареха, а мне – Шиллинг и все, что с ним связано. Да, с ним в банде получается четырнадцать человек, а не тринадцать. Он же подводчик.
– Верно, – кивнул полицмейстер и внес вора в список. – Ну, поделили, теперь за дело.
Алексей Николаевич вызвал Василия на допрос. Начал он с того, что сообщил новость: смотритель арестного дома убит. Вор страшно перепугался! И стал выспрашивать подробности. Но сыщик и сам их не знал. Он тогда готовился к операции в затоне, было не до взяточника-поляка. Это упущение, понял коллежский советник. Нужно осмотреть труп и поговорить с теми, кто нашел его. Пока же Лыков рассказал то, что знал. Доленга-Грабовский найден с перерезанным горлом на берегу Казанки. Убийца еще не разыскан.
Шиллинг, потея и запинаясь, попросил уточнить время смерти. Нет, твой приятель Оберюхтин не мог зарезать поляка, сообщил сыщик. Видимо, это сделал другой приятель, Вареха. Или Шипов. Василий понял, что банда в руках у полиции, и совсем раскис. Без всякого нажима он рассказал о своих проделках: как наводил каторжников на богатые дома, сколько с этого имел, куда бандиты сбывали добычу. Обширные связи вора из Мариуполя помогали продавать краденое по всему югу.
На вопрос Лыкова, как Шиллинг познакомился с беглыми, тот ответил: через бабу. Сожительница Варехи Нестерова была прежде любовницей Шиллинга. Они встретились в Казани, случайно, на улице. Нестерова знала Василия как неудачливого вора и сразу сказала: есть люди половчее тебя, ты их наведи, а сам не лезь. Десятая часть твоя. Предложение было выгодное, поскольку рисковать бедолага не любил. Матрена привела еще одного мариупольца, Терентия Шипова. И они сговорились. Самого Вареху подводчик видел только раз или два, дела вел с Терентием. В общей сложности он дал банде семь наводок, в том числе и ту, где нападение закончилось смертью приказчика. Этот факт, который отягощал вину немца, он сообщил равнодушно, словно не понимал последствий. Что такое? Коллежский советник задал вору вопрос в лоб, тот сказал сокрушенно: семь бед – один ответ. Он явно хотел сесть в тюрьму надолго. С какой целью? После кражи иконы Шиллинг спрятался в каземат по другому, мелкому делу. Снова решил проделать тот же трюк? Но почему? Соучастие в ограблении, закончившемся смертью потерпевшего, сулит Василию каторжные работы. И он охотно признается. Хочет скрыть более серьезное преступление? Кражу иконы, в отыскании которой заинтересованы царствующие особы? Ведь там костей не соберешь. Похоже на то… Значит, если сейчас пытаться заставить немца признаться в краже двухлетней давности, он откажется. Ешьте меня за это, а в том я не виноват. Но попробовать все равно стоило.
– Итак, Васька, ты признался в том, что был наводчиком в банде Варехи. Но это меня не сильно интересует. Расскажи теперь про Оберюхтина.
– Человека, которого вы называете Оберюхтин, я знаю под фамилией Героев, – заученным тоном начал говорить вор.
– Когда ты с ним познакомился?
– А вот как с Шиповым, так и с ним.
– Весной этого года?
– Значится, да.
– Зачем он пришел к Автоклаве?
– Долю мою принес. Должок за хеврой накопился. А я решил с тюрьмы отстать, в другой город уехать. Саренка и понадобилась.
– И как ты связался с хеврой?
– Пришел и попросил.
– В номера «Волга» пришел?
– Ага.
Шиллинг отвечал охотно, не задумываясь. Похоже, что в этой части рассказа он не врал.
– Как ты узнал, что банда из Соляной Воложки перебралась в город?
– Так от Шипова. Я у Клавы часто ночевал, он зашел и поведал.
– А почему, кстати, они из безопасного места в Казань переехали?
– Не знаю, ваше высокоблагородие. Готовили, видать, что-то. Так вы у них спросите.
– Спрошу. Давай снова к тебе вернемся. Значит, ты сдернул из арестного дома…
– Так точно.
– Как обычно уходил? За рублевину?
– Ага. Не говорить же смотрителю, что завтра он меня уж не увидит!
– И сразу направился в Козью слободку, к бабе?
– Нет, она поздно от акушерки приходит. Я, значит, в номера сначала. Вызвал Терентия на двор, объяснил. Хочу, значит, плейтовать, саренка нужна, а за вами уж две пеструшки. Дайте Христа ради, позарез нужны. Он сказал, что сейчас денег нет, но вечером мне принесут.